Энергетическая живопись
Абстрактные формы. Отсутствие границ. Хаотичная смесь
цветов. Мягкая улыбка. Добрые глаза. Нет, это не немцы. Это
художники. Из Германии. Последний аккорд — добродушный
смех, которым они встречают мои слова о крахе представления.
— Не всегда немцы такие, — объясняет Ульрих Вернер. —
Особенно художники. Но иногда я должен быть таким. Например,
потому что у меня трое детей. Надо многое учитывать,
продумывать. В искусстве точность, конечно, важна, но не
доминантна. Для меня важную роль играет случай. Например,
когда я рисую картину, то представляю, что будет изображено.
Но в процессе работы бывает так, что все происходит само
собой.
Например, накладываешь воск. Он течет, и я не могу
регулировать это течение. И я начинаю следить за формами,
которые он обретает. На этот черный воск кладу белый. Потом
снимаю эту поверхность, и перед моими глазами происходит
открытие. Я вижу необычный рельеф, формы.
Видеть необычные формы и рельефы этот исследователь русской
литературы стал в 1985 году, когда не на шутку увлекся
искусством, живописью, рисованием. А теперь стоит здесь, в
музее имени Сампилова, со слегка обалдевшим видом. Да и как
тут не обалдеть, когда молоденькие жительницы Бурятии
буквально облепили художника. Даже я поразилась такой
напористости. Через каждую секунду к Ульриху Вернеру
подходила то одна, то другая поклонница его творчества, то
прося автограф, то накидываясь на него с вопросами.
— Это что — весеннее обострение или девушки,
интересующиеся немецкой живописью, все такие? — размышляла
я, теперь уже не давая фанаткам мешать мне работать и не без
злорадства отмечая, что те обиженно приутихли. Даже к
красавчикам-рэпперам так не липли!
Тем временем Ульрих Вернер раскрывал секрет этих черно-белых
линий:
— Я считаю, что это немного азиатская композиция. Черное и
белое. Инь и ян. Только в моем, более интуитивном
представлении, которое передается через линии. Эмоции? На
мой взгляд, это не эмоции, это ум.
Эмоциями же была картина, выполненная в бело-желтоголубых
цветах. По словам Ульриха Вернера, идея этой работы
появилась, когда он стоял на песчаном утесе, на берегу моря:
— Эта работа берет начало в природе. Это она изображена на
картине. Это камни, песок, вода.
Оказывается, вот что крылось за бело-желтыми зигзагами!
Подозреваю, что зритель, будь он просвещенный или нет, ни за
что не догадался бы об этом.
— По всей видимости, такое направление искусства в Бурятии
не очень развито, — делится впечатлениями Лиза Московикова,
студентка факультета иностранных языков БГУ, — поэтому
картины несколько непонятны и непривычны. Трудно воспринять
их, но они дают пищу для размышлений. Начинаешь
фантазировать над тем, что художник имел в виду.
Впрочем, гадать, что же имел в виду художник, и не надо.
Ведь важнее наши ощущения, мысли при виде этих работ.
— В какой-то степени мое направление — это абстракционизм.
Но лишь в какой-то степени. Ведь здесь нет предмета. Я
все-таки художник природы и изображаю то, как ее чувствую.
Здесь изображены даже не камни — здесь изображено то, как я
ощущаю эти камни. Я не приверженец какой-либо школы. И
стиль, в котором я рисую, не имеет названия. Я бы назвал его
энергетической живописью, но ведь такого направления нет.
Излюбленной темой работ этого живописца является вода.
— Текущая вода — это символ жизни, — считает Ульрих
Вернер. — Мы все пронизаны водой. Мы состоим из нее. И для
меня интереснее раскрывать жизненную силу воды, чем
изображать, например, стол. Я люблю наблюдать за реками.
Это в добавление к его любви к контрастности белого и
черного и фокусированности линий. Может быть, после
посещения Улан-Удэ этот список пополнится и бурятскими
мотивами.
— Сегодня мы видели несколько репродукций бурятских
художников, — рассказывает Ульрих Вернер. — Они все
связаны с пейзажем, мифологией, историей Сибири. Это
реалистическая живопись и сразу можно понять, что изображено
на картине. В Бурятии я очень сильно чувствую особенный дух
центральной Азии. Я был в Иркутске и могу сказать, что
Иркутск и Улан-Удэ — это разные миры. Здесь перекрещивается
так много разных национальностей, существует так много
разных влияний. Конечно, после Улан-Удэ я не буду писать
Чингисхана, шаманов. Но, может быть, ощущения, полученные от
увиденного здесь, трансформируются в работы.