Егор Гайдар: "Укрупнение для Бурятии выгодно, но несвоевременно"
Причем те, кто вверху, хотят, чтобы их любили те, кто внизу, и придумывают всевозможные реформы по улучшению грешной жизни, но сблизиться этим двум горизонталям никак не удается. Неблагодарный народ никак не отвечает на ухаживания власти взаимностью, ропщет и предлагает ей спуститься с небес. Все попытки найти взаимопонимание тонут в пропасти между верхним и нижним миром.
Между тем, в стране есть несколько аккумуляторов идей, которые эти реформы, собственно, и придумывали (может, они имели в виду что-то совсем другое?). Самый известный из них — Егор Тимурович Гайдар, который является сегодня директором Института экономики переходного периода. В рамках проекта "Открытая Россия" — "Из первых уст" корреспондент "Номер один" имел возможность пообщаться с реформатором и попытаться понять, почему благие начинания власти часто заканчиваются плачевно и что нужно делать для изменения нашей жизни к лучшему.
— Егор Тимурович, как вы относитесь к такой инициативе власти, как укрупнение регионов, в частности к объединению Иркутской области, Бурятии и Усть-Ордынского бурятского округа?
— В целом укрупнение регионов экономически выгодно. Слияние Бурятии и Иркутска могло бы положительно сказаться, прежде всего, на развитии первой. Бурятия в своем нынешнем состоянии — регион довольно сложный, реальных предпосылок для экономического подъема у нее немного. При условии умелого хозяйствования, привлечения инвестиций, создания благоприятных условий для бизнеса в сфере заготовки и переработки природных ресурсов, туризма, животноводства, сферы услуг республика будет развиваться, однако экономического чуда ждать не приходится. Объединение с регионом-донором могло бы дать импульс к серьезному подъему производства и бизнеса в республике. Это и инвестиции, и более выгодные тарифы на энергоносители, и наполнение бюджетов всех уровней. Однако объединение должно происходить на абсолютно добровольной основе, без давления и закручивания рук. Инициатива может идти только от самих граждан Бурятии.
Кроме того, при всей безусловной экономической выгоде навряд ли стоит укрупнять регионы именно сейчас. Социально-политическая ситуация этому не способствует. Протестные настроения и без того высоки, чтобы их усугублять искусственно. Ведь при укрупнении на долгое время будет парализована работа власти, экономика на местах. Реструктуризация и создание новой системы хозяйствования — процесс болезненный и проблемный. Сейчас для таких процессов не совсем подходящее время.
— Сегодня остро стоит проблема кризиса армии, в чем на ваш взгляд главная причина нежелания молодых людей служить, и каков выход из ситуации?
— Очень важно понимать социально-исторические корни явления. Сегодня армия стала своеобразным налогом на бедность. Туда идут в основном те, кто не смог отклониться по службы. Всеобщую воинскую обязанность несут 10% от всех людей призывного возраста. Те, кто не смог дать взятку в военкомате или медицинской комиссии, поступить в институт с военной кафедрой и т.д., т.е. не сумел избежать службы, зачастую воспринимают ее как неизбежное зло, совершают побеги из частей, самоубийства. Говорят, что причины такого положения дел — в плохой организации службы, в неудовлетворительном руководстве и внеуставных отношениях. Но поставьте руководить призывниками самых лучших генералов, офицеров, относящихся к солдатам как к сынам родным, искорените дедовщину, и проблема все равно останется. В армию все также не заманишь никакими коврижками. Потому что причина глубже.
Когда в каждой семье было по 5—10 человек, уход одного из детей в армию воспринимался как что-то само собой разумеющееся. Армия также была и возможностью сделать карьеру, получить образование (для отслуживших всегда были льготы при поступлении, лечении и т.д.) Но замечу, в России даже при царе не забирали служить старшего или единственного сына. Сейчас все изменилось. На каждую семью приходится 1,4 ребенка (менее одного сына). Какая семья захочет добровольно рисковать единственным сыном? Родители сделают все, чтобы оградить его от службы.
Вы скажете, а как же в Америке, Европе, Израиле? В Израиле ситуация особая — там всеобщая воинская служба воспринимается как священный долг, люди понимают, что страна действительно ведет справедливую по их меркам войну. В большинстве других цивилизованных стран существуют те же проблемы, что и у нас, потому там армия профессиональная. В Америке, к примеру, тем, кто принял решение служить, помогают. Это реальный шанс выбиться в люди. Немалые деньги, прежде всего возможность бесплатной учебы, льготы и т.д.
Если мы пойдем по американскому пути и сделаем армию профессиональной, а службу в ней высокооплачиваемой, мы будем иметь сильные вооруженные силы. Добровольческая армия оставляет за гражданами свободу выбора — служить или не служить, ликвидирует права приемных комиссий решать, кого призвать на военную службу, а значит и возможность коррупции. Отмена призыва позволит молодым людям планировать свою карьеру, повысить боевой дух армии, экономить средства на подготовку рядового состава. Краткосрочная контрактная служба, предоставляющая право на финансируемое государством высшее образование, — серьезный стимул выбора военной профессии. Уровень ведения войн в современном мире все равно требует высокого профессионализма, именно обученные "профи" могут противостоять терроризму и прочим угрозам. Мы уже посылали юнцов в Чечню. Для остальных же можно ввести всеобщие сборы, против которых возражать мало кто станет. Два месяца обучения это не два года в казармах.
— Очень многие недовольны состоянием российского здравоохранения. Что на ваш взгляд нужно изменить в этой важной сфере?
— Рост продолжительности жизни наряду с падением рождаемости приводит к старению населения. На здравоохранение нужно все больше и больше средств, а возможности бюджета ограничены. Конфликт между моральным выбором — сохранить социальную справедливость и бюджетными ограничениями — предмет дискуссий во всем мире. Государственное здравоохранение порождает такие черты "экономики дефицита" как очереди, взятки, отсутствие выбора, бюрократизация, некачественные услуги. По сути, это экономика "продавца" — реальные права потребителя мед. услуг сведены к минимуму. Результат — рост недовольства системой здравоохранения. Разрыв между потребностью в медицинских услугах и возможностями государства все увеличивается. Кризис всеобщей бесплатной медицины наблюдается не только у нас, но и в благополучных странах. В Канаде правительство даже вынуждено было закрывать больницы из-за недостатка средств.
Бесплатная медицинская помощь у нас сводится к оказанию минимального набора услуг. А это значит, государство должно четко и честно определить, какие услуги реально могут оказываться бесплатно, а за какие надо платить. Задача государства — стимулировать в здравоохранении частное финансирование.
У работника или работодателя должна быть реальная возможность выхода из системы государственного медицинского страхования и перехода в частные системы медико-социального страхования, позволяющие выбрать более серьезный и качественный пакет услуг. В этом случае налог на заработную плату превращается в налоговую льготу. То есть вы уже не платите налог, который вам лично дает право посетить поликлинику, в которую вы даже под страхом смерти не подете, а платите деньги в систему, где поликлиники оснащены всем необходимым, очередей нет и вас принимают лучшие специалисты. У человека всегда должен быть выбор.
— Как вы оцениваете реформы, которые в последнее время обрушились на нас в огромном количестве?
— Сами реформы нужны, и концепции их правильны, другое дело, что реализовываются они из рук вон плохо. Сейчас вся работа правительства сводится к тому, как минимизировать негативные последствия новых реформ: монетизации, местного самоуправления, реформы ЖКХ и т.д. К примеру, результат реформирования ЖКХ пока оценивается населением крайне негативно. А эта реформа, при условии ее правильной реализации, могла бы снизить затраты на отрасль, включив механизмы рынка и личной заинтересованности. Но на местах, в том числе и в Бурятии, не могут воспользоваться законами, которые сделают отрасль выгодной, и работают по старинке, латая из бюджета дыры коммунальщиков и повышая тарифы.
— Почему на ваш взгляд реформы реализуются безобразно, и все сводится к тому, как вы сказали, чтобы "минимизировать их негативные последствия?"
— Сегодня не существует системы сдержек и противовесов. Есть исполнительная власть, выступающая инициатором реформ и серое большинство, работа которого сводится к тому, чтобы кивать и соглашаться с решениями партии и правительства. Дума превратилась в орган по визированию законодательных инициатив исполнительной власти. Опирающееся на парламентское большинство правительство обладает необычной для большинства демократических стран свободой действий. Его некому одернуть, подсказать, как именно лучше действовать. В большинстве других демократий конституционные ограничения (четкое разделение законодательной и исполнительной власти, парламенты, где даже небольшие партий или группы депутатов играют заметную роль в принятии решений) позволяют даже не контролирующим правительство силам заблокировать закон, невыгодный той или иной важной группе избирателей.
Сейчас наша власть оказалась оторванной от собственных граждан, она понятия не имеет о том, чем они живут. И никто не осмеливается эту власть поправить. Как в любой системе, где все решает кучка чиновников, возникают проблемы.