13 тысяч сыновей Ольги Ганичевой
В жизни этой женщины было много потерь, неудач, печальных расставаний, но, несмотря ни на что, она настолько преисполнена оптимизма, что может настроить на позитив любого человека, который оказывается рядом. Солдатские матери из разных регионов России, чьи сыновья служат в Бурятии, знают, что здесь у них есть друг, который поможет защитить и оказать поддержку солдату, оказавшемуся в беде. И сколько бы еще испытаний ни выпало на долю Ольги Ганичевой, она уверена в одном — без своей работы, несмотря на всю ее сложность, она не сможет прожить и дня.
Маленькой девочкой она мечтала работать с детьми, но не в Комитете солдатских родителей, а в детском саду, школе. После школы поступила в музыкальное училище на отделение по классу аккордеона. Семья была большая, заработок у родителей невелик, поэтому частенько приходилось совсем непросто.
— Я у родителей поздно появилась, — вспоминает детство Ольга Станиславовна. — Маме было около сорока, когда я родилась. Она работала бухгалтером, папа — столяром. Когда я подросла, у родителей уже приближался пенсионный возраст, и поэтому зачастую приходилось подрабатывать то тут, то там, чтобы хоть как-то соответствовать своим сверстникам, а иногда и просто купить что-то вкусное.
Родители, к сожалению, умерли рано. Папа — когда мне было всего 16 лет, и я только-только поступила в училище. Мама умерла, когда мне исполнилось 18. Так что замуж я выходила без их благословения, и детей моих они, к сожалению, не застали.
— Недоставало их?
— Конечно. Так хотелось иногда поплакаться маме в плечо, пожаловаться на судьбу. У папы совета попросить. Ведь никому, кроме родителей, наши дети не нужны. Пока мы здоровы и полны сил, то да, конечно, мы интересны как работники, как мужья, жены. Но если случается какая-то неприятность или не дай Бог, трагедия, судьбу ребенка до конца готовы разделить только мать и отец.
— Первая любовь была школьная?
— Нет. В школе мне как-то было не до мальчишек. Мужчину совей мечты, как мне тогда казалось, я встретила в музыкальном училище. Он учился на параллельном курсе по классу баяна. Такой вот музыкальный тандем возник — аккордеон и баян.
— Вышли за него замуж?
— Нет, как-то не сложилось. Замуж я вышла чуть позже, на четвертом курсе. В нашем училище появился однажды молодой человек в форме. Я как-то не сразу обратила на него внимание, а он заприметил меня с первой встречи. До сих пор с улыбкой вспоминаю, как он за мной долго и упорно ухаживал, а я показывала свою гордость и сопротивлялась его предложению стать законной супругой, как могла. Он стоял под окнами музыкального училища часами, в надежде увидеть меня. Что только я ни делала, чтобы как-то провести его. Даже по черному ходу, обманным путем выходила из училища, чтобы избежать встречи с ним. Однажды подружкам надоело смотреть, как я издеваюсь над влюбленным парнем, и они ему раскрыли мой секрет эвакуации из училища. После этого он постоянно поджидал меня у черного входа.
Я поняла, что этот мужчина готов ради заветной мечты взять меня в жены сломать любое сопротивление, и сдалась. Моя мама тогда уже очень сильно болела. Было тяжело. Я ведь была еще студенткой. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось подрабатывать в нескольких местах одновременно. Помню, утро начиналось с занятий, потом бежишь в детский сад на подработку, вечером полы в училище моешь. В другие дни удавалось подрабатывать еще и в музыкальной школе. В общем, часть жизни так и прошла в борьбе за выживание.
— Первые годы семейной жизни. Какими они были?
— Мне кажется, что переломный момент во взаимоотношениях с моим будущим мужем наступил именно тогда, когда он начал помогать мне ухаживать за мамой. Он запретил мне работать, сказав, что теперь заботиться о нас — его прерогатива. Это, наверное, заставило меня взглянуть на него другими глазами.
Родителей уже не было, помощи и милостыни от судьбы ждать не приходилось, поэтому я привыкла с молодых лет рассчитывать только на себя. Когда появился человек, который подставил мне свое верное плечо, стало значительно легче. Но, опять же, муж служил в гражданской авиации, поэтому его часто не было дома.
— Дети, наверно, пошли...
— Конечно. Сначала родилась дочь Лариса. Но мне почему-то сразу захотелось еще и сына. С мужем решили, что так тому и быть, и буквально через год родился Алексей.
— Понятно, что когда в семье есть сын, то рано или поздно ему предстоит испытание армией. Вы хотели, чтобы сын служил, как все?
— Когда сыну пришла повестка из военкомата, на тот момент я уже 6 лет работала в Комитете солдатских родителей. Сын не испытывал особого желания идти в армию. Кроме того, в детстве он очень сильно болел, и это не прошло без последствий. По этой причине его могли не взять в армию. Но я настояла, чтобы он служил. Сын, конечно, был не в восторге от моего решения.
— Краснеть за сына не приходилось?
— Первое время мы с ним не разговаривали.
— Почему?
— Он был обижен, что я так усердно способствовала его службе в армии. Но потом, спустя примерно полгода, он признался не мне, правда, а своей старшей сестре, сказав: "Мама все-таки у нас молодец, она была права, отправив меня в армию. Мне это надо было, чтобы почувствовать себя мужчиной". Кстати, после этого случая меня офицеры и начали называть Железной мамой.
— В армии у сына хорошо все складывалось?
— У них однажды случай был. Произошел пожар в одной из соседних воинских частей. На его тушение бросили и подразделение, где находился мой сын. Пожар был сильный, и в дыму командир Алексея потерял его из виду. Вроде огонь уже потушен, а его нигде не видно. Командира паника охватила. Он кричит: "Где Ганичев?", и никто не может ответить, где его видели в последний раз. Потом оказалось, что Алексей при тушении провалился в какую-то яму, и пока огонь не погас, не смог вылезти оттуда. Потом выбрался весь черный, как помазок. После этого случая ему дали первое звание — ефрейтора.
Я бы ничего не узнала об этой истории. У сына все спрашивала — за что звание дали, а он все: "Потом как-нибудь расскажу". А когда командир сына поведал мне эту историю, так мне чуть плохо не сделалось, когда я лишь на секунду представила, чем мог закончиться для рядового Ганичева этот пожар.
Служил он, как все, и я как мать переживала за свое дитя. Со стороны командования претензий и жалоб за все два года не было, зато похвал было в достатке. Я вам больше скажу, моя дочь выбрала в качестве профессии нелегкий труд военнослужащего. Она уже во второй раз продляет служебный контракт.
— Ольга Станиславовна, за других солдат так же переживаете?
— А я не могу иначе. Честно... В молодости, конечно, и не думала, что буду заниматься таким видом деятельности, но сейчас понимаю, что каждому человеку предначертано судьбой занимать то или иное место в жизни.
— Самые трудные годы, которые Вам удалось пережить вместе с солдатскими родителями?
— Безусловно, первая чеченская кампания. Я до сих пор помню эти круглосуточные дежурства. Тогда ведь наших ребятишек увозили ночью, сажали в вагоны и везли на войну, не говоря ничего родителям. Вспоминаю, и страшно становится до сих пор, сколько тревожных ночей мы провели в Комитете солдатских родителей.
Я тогда неофициально работала в Комитете, меня пригласили просто подежурить, чтобы можно было успокоить матерей и отцов, ответить на вопросы, связать родителей с Ростовом-наДону, куда приходил "груз 200". В общем, время было тяжелое. Сначала меня попросили подежурить один месяц, потом я осталась на второй, а затем вошла в состав Комитета. Потом были командировки в горячие точки к нашим ребятам, сбор гуманитарной помощи, участие в организации похорон тех, кто погиб в Чечне.
— Вы человек, который принимает беду человека, как свою личную. Это ведь тяжело...
— Да, были моменты, когда мое сердце не выдерживало. Из-за такой нервной работы я быстро поседела. Может, кто-то и в состоянии ограждать себя от сердечных переживаний, но я так не могу. Чеченские кампании серьезно подорвали мое здоровье. Материнское горе, лица наших ребят в Чечне, условия, в которых они там находились — все это привело к тому, что я начала болеть.
В мирной жизни и без войны тоже хватает душещипательных историй, забыть которые невозможно. Мне, например, было безумно жалко ребят, которые оказались сиротами и призывались в армию. Ведь понятно, что никто к ним не приедет, не навестит, чего-нибудь вкусненького домашнего не привезет. Вот я соберу гостинец, еще и денежки насобираю для них, и вперед — в воинскую часть, проведать, как они там и что... Потом письма от них получаю. Многие, даже те, кто давно отслужил, пишут мне до сих пор.
— 3 февраля исполняется 13 лет с момента организации Комитета солдатских родителей. Проблем много? Говорят, вы работаете "на общественных началах", без денег?
— Было время, когда мне приходилось работать бесплатно. То есть раньше мне пусть небольшую зарплату, но платили, а потом целых два года я была председателем Комитета безвозмездно. Родители шли, и я не могла оставить их без помощи. Лишь недавно мне снова вернули ставку, и теперь у меня пусть небольшая, но заработная плата имеется.
— Кому приходится верить больше — военным, иногда обвиняющим родителей в непонимании армейской жизни, или все же родителям, которые хотят защитить своих детей во что бы то ни стало?
— В процентном отношении — 60% веры родителям, 40% — офицерам. Почему? Иногда действительно бывают ситуации, когда хочется посочувствовать военным. К примеру, однажды в Комитет обратилась мама, сын которой сетовал на плохие условия в части, на систематические побои и так далее. Типичная история.
Я по привычке выехала в эту часть, при этом проезд мне никто никогда не оплачивал. На месте выясняется, что мальчик оставил часть, покинув боевой пост, бросил оружие, а по дороге еще и совершил кражу. То есть по военным законам его должны отдать под трибунал — не иначе. Мама так и не поняла, что не надо идти на поводу у сына так слепо, что стоит на такие ситуации реагировать адекватно и взвешенно.
Бывают и случаи совсем иного характера, как, например, в Сосновом Бору. Там в одной из воинских частей служил парень из Тарбагатайского района. Его убили двое сослуживцев. При этом преступление было совершено с особой жестокостью. Есть такой специальной молоток, которым стучат по железнодорожным рельсам. Так вот этим предметом они размозжили ему голову. Я сама выезжала на место трагедии и видела все своими глазами. Мне потом долго еще снилась эта страшная картина. Но дело не в этом. Парней посадили, а мать убитого парня решила подать иск о компенсации морального вреда. Вы не представляете, сколько ей пришлось пережить и через какую волокиту пройти. В конечном итоге она обратилась к нам. Вместе мы смогли добиться удовлетворения иска матери погибшего солдата и возмещения морального вреда. Такой случай, к сожалению, на моей памяти не единичный...
Когда действительно находятся доказательства безалаберности офицеров в отношении солдат, мы стараемся вместе с родителями проводить свои расследования и находить пути выхода из сложных, запутанных ситуации.
В последнее время обращений относительно неуставных отношений в армии стало меньше, и это не может не радовать.
— Сейчас Вы можете сказать, что это то, о чем Вы мечтали?
— Да. Я бы не хотела прожить свою жизнь иначе. За эти годы в наш Комитет обратилось 13 тысяч человек, и в судьбе каждого из них я приняла участие. Думаю, что мой труд не напрасен, и я — счастливый человек.