Картины, которые светятся
Эксклюзивное интервью «Номер один» с известным художником Зоригто Доржиевым
12 декабря в этногалерее «Орда» было шумно и весело: ажиотаж вызвала творческая встреча Зоригто Доржиева с пришедшими на Фестиваль авторского кино в этногалерее. «Номер один» удалось поговорить с известным художником. В его личности привлекает скорее не тот факт, что это сам Зоригто Доржиев, а простота в поведении, ясность и глубина рассуждений и наличие практически в каждом ответе интересной идеи, концепции. Зоригто Доржиев – не просто художник-живописец, он – мыслитель. Предлагаем и вам познакомиться с его внутренним миром и вместе поразмышлять…
О мечте
«В юности я мечтал стать рок-музыкантом. У меня была своя группа, и мы даже выступали на новогодней елке (смеется). Играю на струнных музыкальных инструментах, на бурятских тоже. Когда рисую, музыка звучит всегда. Раньше это была тяжелая музыка, например Metallica. А сегодня я слушаю все - от этно до классики.
Почему не стал рок-музыкантом? Если бы в то время появился какой-то гуру, учитель, возможно, все бы поменялось. Я тоже тогда не понимал, как и что делать. Я бренчал на гитаре, сочинял стихи, но не находилось человека, который бы сказал, что надо двигаться в такую-то сторону. Возможно, не хватило какого-то легкого толчка. Но, вероятно, что я бы никуда от изобразительного искусства не делся, все-таки в общей сложности я потратил на обучение этому 15 лет».
О профессии
Во время учебы в институте я впервые увидел буклет с работами Даши Намдакова. Я тогда был студентом без каких-то четких взглядов на жизнь. Посмотрев буклет, я понял, что все на самом деле проще, чем кажется. Просто тогда был такой период в жизни, когда я не видел каких-то перспектив у себя как художника. Мне была непонятна роль художника в мире и обществе. Рядом со мной учились архитекторы, дизайнеры, иллюстраторы, у них была четкая, узкая направленность: иллюстратор иллюстрирует книги, дизайнеры интерьеров разрабатывают дизайн интерьера, а чем занимается художник? А потом я вообще узнал, что в российском реестре профессий нет профессии художника-живописца, есть художник-иллюстратор, художник-дизайнер, художник-педагог, а просто художника нет.
Есть масса талантливых людей, не хуже меня, а порой и лучше, но не всем удается найти свое место в этом мире. В моем случае все сложилось таким образом, что у меня не было такого периода, когда мне нечем было заняться. Практически сразу я начал работать с Константином Ханхалаевым. У нас такой тандем как в шоу-бизнесе (улыбается). Нынче мы отмечаем 10-летие сотрудничества.
Об идеях
Большая часть творческих людей не знает, для чего они все это делают, какой месседж несут. Они делают, просто потому что они не могут иначе.
Художник - это такой радиоприемник, который получает сигнал и транслирует его остальным. Откуда берутся эти сигналы - я не знаю. Поступление идей можно еще сравнить с получением почты: ты просматриваешь свою почту, открываешь письмо, и вот она идея, хорошо! И такую «почту» надо проверять каждый день. Если ты перестаешь смотреть эту почту, может скопиться большое количество мусора, почта переполнится, и адресат перестанет вообще получать письма. Озарение проходит. Человек становится обычным.
О сомнениях
Чем больше знаний, тем меньше ты понимаешь, что надо делать, куда надо двигаться дальше. Когда я только окончил институт, я видел четкую, светящуюся дорогу. Я точно знал, что надо идти туда и не сворачивать ни в коем случае. Сейчас все намного сложнее.
Это как прожить в браке с супругой 10-15 лет. Перестаешь понимать, где во взаимоотношениях есть глубинные, искренние эмоции, а где это происходит на уровне привычки, когда ты говоришь искренние слова, а когда бросаешь дежурные фразы.
В искусстве так же и даже сложнее. Ты видишь, что происходит в мировом сообществе и на тебя наваливается какой-то багаж других поколений, накопленного наследия.
О стоимости картин
Все финансовые моменты лежат на галерее Ханхалаева. По поводу цифр… ну, там большие суммы. На аукционе одна моя маленькая картина была продана за 140 тыс. долларов. Из более крупных работ - около 170 тыс. долларов.
Самую первую картину, которую я продал, не помню. В 2004 году я вернулся в Улан-Удэ из Красноярска, где проторчал восемь лет, и моя выставка открылась в Музее истории Бурятии. Я туда «зашел» вне графика, поэтому места для меня не нашлось, и мои работы повесили в коридоре напротив гардеробной. Это были маленькие карандашные работы. На следующий день половина этих работ была распродана, какая из них была продана первой - не знаю. Но тогда цены были другими, и рисовалось иначе – более быстро. Это были первые живые деньги.
О луках и стрелах
Нет, лука и стрел у меня нет, но я сам делаю лук для своей дочери. Она любит природу, любит стрелять из лука, рыбалку, лес, обожает животных. Это человек, который тонко чувствует связь с природой, окружающей средой.
А мне в свое время в детстве папа всегда делал лук, а потом я сам научился. В деревне в период летних каникул я делал себе все эти ружья, мечи, еще что-то. Все приходилось делать самим, не потому что не было игрушек, просто мне нравилось это делать. Ружья, пистолеты, автоматы - мне хотелось соблюсти эпоху, передать документальную точность. Даже в детской игре.
Я знаю, что в нашем роду предки были изготовителями луков – моя тяга к изготовлению детского оружия и доспехов, возможно, и есть отражение каких-то моментов из прошлого.
О детях
У меня сын (4 года) и дочь (9 лет). Как все дети, они любят рисовать, лепить, пока я ничего сверхъестественного в их рисунках не вижу, единственное – какие-то вещи в рисовании, аппликации даются им легче по сравнению с другими детьми, но это ведь все относительно. Оценивая детские работы, сложно сказать, что лучше, а что хуже. Как можно их оценивать, если они так глубоко пережиты детьми?
Ребенок не может не вдохновлять, как и самые близкие люди. С натуры я писал только свою дочь, там, где есть реалистический портрет ребенка, - это моя дочь. Все остальное - это собирательные образы. Черты сына могут угадываться в каких-то работах, хотя я умышленно его никогда не рисовал.
О созерцании
В каких-то вещах я сознательно подхожу к такому приему, чтобы на картине ничего не происходило, чтобы у зрителя осталось пространство для размышления. Когда творческий человек полностью излагает свою концепцию видения мира и пытается насильственным образом убедить в этом зрителя - мне кажется, это не совсем верная дорога.
Творческий процесс сродни медитации. Когда ты весь измазанный, в каких-то вдохновленных порывах мечешься между холстом и красками, ты отстранен от реального мира. А созерцание - это и есть более понятный для людей прием отключения от окружающей суеты.
Я – человек, который делает вещи быстро, хотя я не холерик, но я люблю динамику и в жизни стараюсь делать все быстро, но когда дело касается творческих процессов, изложения сюжетов, я старюсь тормозить. Хочется сделать и батальные сцены, и насытить картину массой информации, но в наше время избытка информации заставить человека остановиться перед твоей работой – это, наверное, более ценно.
Новая выставка моих свежих работ планируется на следующий год.
О Владимире Путине и других президентах
В Башкирии в июле 2015 года состоялся саммит БРИКС, собрались президенты Бразилии, Индии, Китая, ЮАР и, конечно, России. Меня просили оформить зал, где проходил неформальный обед лидеров этих стран, своими работами, а до этого я сделал дизайн фарфоровой посуды, которой пользовались на саммите.
Конечно, это большое событие. Каждому президенту я делал небольшую экскурсию. Так как все это происходило в Башкирии, произошел смешной момент: все воспринимали меня как башкирского художника, приходилось поправлять.
После неформального обеда президент Бразилии Дилма Русеф захотела еще раз осмотреть работы. Ей понравилась та картина, напротив которой она сидела во время обеда – одна из диптиха «Флора» и «Фауна». Наш президент Владимир Путин показал на вторую работу и сказал: по-моему, это парная картина к ней. В итоге наш президент взял инициативу на себя и подарил Дилме Русеф эти работы.
Нам хотелось отблагодарить президента за такой импровизированный шаг. Мы подарили ему работу «Большая медведица» - черное полотно, золотые брызги, старческое лицо. Почему решили подарить именно эту картину, потому что он во время осмотра на ней задержался достаточно надолго и расспрашивал про эту работу. Он сказал, я вижу какое-то свечение. Я подумал, что он пошутил, потому что работа черная, какое на ней может быть свечение?! А он ответил: «Да нет, я не шучу, я правда вижу там свечение». До этого момента у него уже было две мои картины.
Соня Матвеева, «Номер один».
О мечте
«В юности я мечтал стать рок-музыкантом. У меня была своя группа, и мы даже выступали на новогодней елке (смеется). Играю на струнных музыкальных инструментах, на бурятских тоже. Когда рисую, музыка звучит всегда. Раньше это была тяжелая музыка, например Metallica. А сегодня я слушаю все - от этно до классики.
Почему не стал рок-музыкантом? Если бы в то время появился какой-то гуру, учитель, возможно, все бы поменялось. Я тоже тогда не понимал, как и что делать. Я бренчал на гитаре, сочинял стихи, но не находилось человека, который бы сказал, что надо двигаться в такую-то сторону. Возможно, не хватило какого-то легкого толчка. Но, вероятно, что я бы никуда от изобразительного искусства не делся, все-таки в общей сложности я потратил на обучение этому 15 лет».
О профессии
Во время учебы в институте я впервые увидел буклет с работами Даши Намдакова. Я тогда был студентом без каких-то четких взглядов на жизнь. Посмотрев буклет, я понял, что все на самом деле проще, чем кажется. Просто тогда был такой период в жизни, когда я не видел каких-то перспектив у себя как художника. Мне была непонятна роль художника в мире и обществе. Рядом со мной учились архитекторы, дизайнеры, иллюстраторы, у них была четкая, узкая направленность: иллюстратор иллюстрирует книги, дизайнеры интерьеров разрабатывают дизайн интерьера, а чем занимается художник? А потом я вообще узнал, что в российском реестре профессий нет профессии художника-живописца, есть художник-иллюстратор, художник-дизайнер, художник-педагог, а просто художника нет.
Есть масса талантливых людей, не хуже меня, а порой и лучше, но не всем удается найти свое место в этом мире. В моем случае все сложилось таким образом, что у меня не было такого периода, когда мне нечем было заняться. Практически сразу я начал работать с Константином Ханхалаевым. У нас такой тандем как в шоу-бизнесе (улыбается). Нынче мы отмечаем 10-летие сотрудничества.
Об идеях
Большая часть творческих людей не знает, для чего они все это делают, какой месседж несут. Они делают, просто потому что они не могут иначе.
Художник - это такой радиоприемник, который получает сигнал и транслирует его остальным. Откуда берутся эти сигналы - я не знаю. Поступление идей можно еще сравнить с получением почты: ты просматриваешь свою почту, открываешь письмо, и вот она идея, хорошо! И такую «почту» надо проверять каждый день. Если ты перестаешь смотреть эту почту, может скопиться большое количество мусора, почта переполнится, и адресат перестанет вообще получать письма. Озарение проходит. Человек становится обычным.
О сомнениях
Чем больше знаний, тем меньше ты понимаешь, что надо делать, куда надо двигаться дальше. Когда я только окончил институт, я видел четкую, светящуюся дорогу. Я точно знал, что надо идти туда и не сворачивать ни в коем случае. Сейчас все намного сложнее.
Это как прожить в браке с супругой 10-15 лет. Перестаешь понимать, где во взаимоотношениях есть глубинные, искренние эмоции, а где это происходит на уровне привычки, когда ты говоришь искренние слова, а когда бросаешь дежурные фразы.
В искусстве так же и даже сложнее. Ты видишь, что происходит в мировом сообществе и на тебя наваливается какой-то багаж других поколений, накопленного наследия.
О стоимости картин
Все финансовые моменты лежат на галерее Ханхалаева. По поводу цифр… ну, там большие суммы. На аукционе одна моя маленькая картина была продана за 140 тыс. долларов. Из более крупных работ - около 170 тыс. долларов.
Самую первую картину, которую я продал, не помню. В 2004 году я вернулся в Улан-Удэ из Красноярска, где проторчал восемь лет, и моя выставка открылась в Музее истории Бурятии. Я туда «зашел» вне графика, поэтому места для меня не нашлось, и мои работы повесили в коридоре напротив гардеробной. Это были маленькие карандашные работы. На следующий день половина этих работ была распродана, какая из них была продана первой - не знаю. Но тогда цены были другими, и рисовалось иначе – более быстро. Это были первые живые деньги.
О луках и стрелах
Нет, лука и стрел у меня нет, но я сам делаю лук для своей дочери. Она любит природу, любит стрелять из лука, рыбалку, лес, обожает животных. Это человек, который тонко чувствует связь с природой, окружающей средой.
А мне в свое время в детстве папа всегда делал лук, а потом я сам научился. В деревне в период летних каникул я делал себе все эти ружья, мечи, еще что-то. Все приходилось делать самим, не потому что не было игрушек, просто мне нравилось это делать. Ружья, пистолеты, автоматы - мне хотелось соблюсти эпоху, передать документальную точность. Даже в детской игре.
Я знаю, что в нашем роду предки были изготовителями луков – моя тяга к изготовлению детского оружия и доспехов, возможно, и есть отражение каких-то моментов из прошлого.
О детях
У меня сын (4 года) и дочь (9 лет). Как все дети, они любят рисовать, лепить, пока я ничего сверхъестественного в их рисунках не вижу, единственное – какие-то вещи в рисовании, аппликации даются им легче по сравнению с другими детьми, но это ведь все относительно. Оценивая детские работы, сложно сказать, что лучше, а что хуже. Как можно их оценивать, если они так глубоко пережиты детьми?
Ребенок не может не вдохновлять, как и самые близкие люди. С натуры я писал только свою дочь, там, где есть реалистический портрет ребенка, - это моя дочь. Все остальное - это собирательные образы. Черты сына могут угадываться в каких-то работах, хотя я умышленно его никогда не рисовал.
О созерцании
В каких-то вещах я сознательно подхожу к такому приему, чтобы на картине ничего не происходило, чтобы у зрителя осталось пространство для размышления. Когда творческий человек полностью излагает свою концепцию видения мира и пытается насильственным образом убедить в этом зрителя - мне кажется, это не совсем верная дорога.
Творческий процесс сродни медитации. Когда ты весь измазанный, в каких-то вдохновленных порывах мечешься между холстом и красками, ты отстранен от реального мира. А созерцание - это и есть более понятный для людей прием отключения от окружающей суеты.
Я – человек, который делает вещи быстро, хотя я не холерик, но я люблю динамику и в жизни стараюсь делать все быстро, но когда дело касается творческих процессов, изложения сюжетов, я старюсь тормозить. Хочется сделать и батальные сцены, и насытить картину массой информации, но в наше время избытка информации заставить человека остановиться перед твоей работой – это, наверное, более ценно.
Новая выставка моих свежих работ планируется на следующий год.
О Владимире Путине и других президентах
В Башкирии в июле 2015 года состоялся саммит БРИКС, собрались президенты Бразилии, Индии, Китая, ЮАР и, конечно, России. Меня просили оформить зал, где проходил неформальный обед лидеров этих стран, своими работами, а до этого я сделал дизайн фарфоровой посуды, которой пользовались на саммите.
Конечно, это большое событие. Каждому президенту я делал небольшую экскурсию. Так как все это происходило в Башкирии, произошел смешной момент: все воспринимали меня как башкирского художника, приходилось поправлять.
После неформального обеда президент Бразилии Дилма Русеф захотела еще раз осмотреть работы. Ей понравилась та картина, напротив которой она сидела во время обеда – одна из диптиха «Флора» и «Фауна». Наш президент Владимир Путин показал на вторую работу и сказал: по-моему, это парная картина к ней. В итоге наш президент взял инициативу на себя и подарил Дилме Русеф эти работы.
Нам хотелось отблагодарить президента за такой импровизированный шаг. Мы подарили ему работу «Большая медведица» - черное полотно, золотые брызги, старческое лицо. Почему решили подарить именно эту картину, потому что он во время осмотра на ней задержался достаточно надолго и расспрашивал про эту работу. Он сказал, я вижу какое-то свечение. Я подумал, что он пошутил, потому что работа черная, какое на ней может быть свечение?! А он ответил: «Да нет, я не шучу, я правда вижу там свечение». До этого момента у него уже было две мои картины.
Соня Матвеева, «Номер один».
