«Дом, построенный в голове»
Автор программы «Бурятия – пути развития» рассказал про экономические перспективы республики
Недавно исполняющий обязанности главы Бурятии Алексей Цыденов вместе с группой экспертов представил проект программы «Бурятия – пути развития». Она представляет собой план развития экономики на ближайшие пять лет. О механизмах ее создания, об обратной реакции и основных направлениях мы побеседовали с одним из ее авторов, руководителем экспертной группы, кандидатом экономических наук Алдаром Бадмаевым.
– В чем отличие самого плохого архитектора от самой хорошей пчелы? В том, что архитектор, прежде чем строить, сначала построит все это в голове. Эта программа и есть такой дом, построенный пока в нашем сознании. В виде идеи. Но, как мы знаем, идея, которая овладевает сознанием масс, становится материальной, – так описывает программу «Бурятия – пути развития» известный в республике экономист.
– Скажите, как так случилось, что программу развития Бурятии разрабатывает не сторонняя научная организация и не республиканские министерства, а группа местных экспертов?
– Нам предложили доработать документы, представленные правительством Бурятии. Но мы, в свою очередь, предложили на их базе разработать новый документ. И с нами согласились. Правда, времени было в обрез – буквально 10–15 дней.
Мы вынуждены были опираться на документы и проекты, которые были предоставлены правительством. В первом варианте все цифры были взяты из программ отдельных министерств. Сейчас мы эти цифры уточнили, и в итоговом документе разногласий и противоречий нет. Но кое-где пришлось все-таки поставить экспертные оценки, потому что в целом ряде случаев, мы считаем, экономика будет развиваться несколько иначе, чем это видится в рамках действующего инерционного сценария.
То, что было подготовлено министерством экономики… Там темпы роста экономики на ближайшие четыре года – полтора-два процента. По пессимистическому сценарию – даже отрицательные. И это без учета инфляции. С учетом инфляции, которая может достигать, по официальным оценкам, пять-шесть процентов (а реально она выше), ожидалось падение экономики примерно на десять и более процентов.
– То есть представленные программы описывали проблемное состояние экономики, но не предлагали путей решения существующих проблем?
– Они представили картину, какой будет экономика, если ничего не делать, если плыть по течению. Мы же пытались представить картину, если попытаться как-то переломить эту ситуацию, попытаться изменить существующие тренды за счет игры на повышение и сделать то, что называется в экономике «инвестиционный рост».
Инвестиционный рост – это стандартная стратегия, которая применяется везде. Есть десятки примеров: это Япония, Южная Корея и так далее. У нас тоже есть примеры – та же Калужская область и другие, которые за счет стимулирования направленного роста экономики при определенных предпосылках смогли достичь опережающего роста экономики, увеличения доходов, за счет которых они смогли решить социальные проблемы.
Например, в Иркутской области за счет только одной добывающей компании в прошлом году в консолидированный бюджет было получено свыше 11 миллиардов рублей. При этом мы знаем, что у нас в горнорудном комплексе нигде такой отдачи не видится. Хотя потенциал тоже огромный.
– Горнорудная промышленность, хоть и имеет большой потенциал, но в представленной программе она, ввиду экологических ограничений, не рассматривается как основной драйвер развития экономики…
– Мы считаем, что основным драйвером экономики республики должна быть промышленность с высоким уровнем добавленной стоимости. Это машиностроение и связанные с ней отрасли, это пищевая промышленность, которая доказала уже свою эффективность. У нас практически все проекты в пищевой промышленности, будь то производство мясных изделий, макаронных или кондитерских. Оно всегда пользуется спросом и хорошо развивается. Если этим проектам не создают какие-то искусственные проблемы или не происходят грубые ошибки в менеджменте.
Также производство строительных материалов. Я считаю, оно очень актуально. Потому что мы видим, что строительные материалы практически все завозные. Не только в Бурятии – по всей России. Тут надо учесть, что Бурятия занимает очень выгодное положение, располагает большим разнообразием сырья для производства строительных материалов.
– Но, пожалуй, гораздо большая роль в программе отведена туризму. Значит ли это, что в долгосрочной перспективе мы должны стать туристическим центром России?
– Конечно, речь идет и о туризме. Туризм – одна из наиболее перспективных отраслей. Это, безусловно, та отрасль, которая будет формировать специализацию Бурятии на долгосрочную перспективу. Но надо учитывать, что проекты в области туризма – как правило, очень сложные, долгие, отдача от них достигается в течение многих лет, а окупаемость – десятки лет.
Но когда они уже раскручены, они создают мощнейший мультипликативный эффект и являются драйвером для развития всей экономики.
В настоящее время мы сталкиваемся с тем, что ограничением роста туризма является сама экономика Бурятии, то есть ее неразвитость. Неразвитость инфраструктуры, транспорта, всех систем коммуникаций, неразвитость сферы услуг, того же общепита.
То количество прибытий и величина доходов, которые сегодня республика имеет от туризма, они, конечно, совершенно не отвечают потребностям Бурятии и не обеспечивают того вклада, который должен быть от туризма.
– Но ведь растущий турпоток увеличивает нагрузку на экологию Байкала. Как решить эту проблему?
– У нас есть такая проблема – статистика по отходам гостиниц и прочих мест отдыха, которые находятся на берегу, не входит в официальную статистику по отходам. И у нас официально считается, что уровень загрязнения Байкала в последние годы снижается. На самом деле реальная картина противоположна.
Что касается экологического блока мероприятий, сейчас мы должны на территории Бурятии, в первую очередь, заняться проблемой строительства очистных сооружений, созданием системы сбора и утилизации всех видов отходов. Эта задача стоит на первом плане, потому что нельзя строить, например, конгресс-отель без очистных сооружений.
– Возвращаясь к промышленности: сегодня флагманом экономики считается Улан-Удэнский авиазавод. Сохранится ли такой расклад в будущем?
– Безусловно, у нас надо развивать высокоточное машиностроение с высоким уровнем добавленной стоимости. Оно получило толчок в советский период, и потом, к сожалению, не удалось закрепиться на определенных рубежах. У нас был вертолетный завод, у нас был моторостроительный завод. Если бы моторостроительный завод сейчас существовал, мы бы не зависели от украинцев с их «Мотор Сич», и так далее.
Сейчас рассматривается проект на базе нашего авиационного завода. Речь идет о сборке нового легкого самолета. Ниша для него очень большая. Иностранные самолеты, которые сейчас летают… Их эксплуатация связана с очень большими затратами. Они дорогие, ремонт дорогой. И это существенно сдерживает развитие авиаперевозок и, как следствие, развитие туризма.
При этом надо целенаправленно работать над локализацией производства. Одна из проблем еще советской экономики – это большая география поставок комплектующих. Где-то искусственно выбирались поставщики, которые находились в разных концах страны. А сейчас это не просто независимые страны, но и иногда – геополитические противники России.
Поэтому сейчас локализация производства становится не просто экономически целесообразной – она становится стратегически важной.
– Представленный проект программы местами сильно отличается от программ, разрабатываемых ранее правительством Бурятии. Как к проекту отнеслись в правительстве и, в частности, как отреагировал сам Алексей Цыденов?
– В целом я могу сказать, что понимание со стороны Алексея Цыденова есть полное. И мне лично было очень приятно увидеть глубокий профессиональный интерес.
Критики со стороны Алексея Цыденова как таковой мы не услышали. Просто было пожелание очень плотно отработать с министерствами и ведомствами в плане уточнения тех цифр и показателей, которые мы просто физически не успели получить. В целом я лично увидел трезвое мнение человека, который получил инструмент для своей работы.
На самом деле любой менеджер, помимо навыков, должен иметь определенный план работы. Мы видели деятельность Алексея Цыденова в течение полугода. Конечно, ему приходилось идти, буквально хватаясь за все, решать проблемы по мере их возникновения. На самом деле такой вынужденный экстенсивный стиль работы выматывает, когда все на ручном управлении. Долго так не проработаешь.
Надо выстраивать единую систему, а для этого необходим план. И тут Алексей Самбуевич поддержал идею создания такого мозгового штаба при правительстве, который будет заниматься разработкой подобного рода проектов и их сопровождением, что очень важно. Потому что мало – сделать проект. Надо сопровождать, надо вносить поправки, изменения, вести мониторинг, давать рекомендации.
– А что касается общественности и коллег-экономистов, идет ли обратная реакция?
– Реакция идет. Мы пока занимаемся разработкой программы, и особо времени следить нет. Но из того, что я знаю, конечно, видно, во-первых, очень позитивную реакцию общественности. Очень разные люди не то чтобы вдохновлены, но их радует, что сейчас разрабатывается такая программа, которая ориентирована на опережающий рост.
Есть, конечно, скептики, которые ставят под сомнение выполнение столь амбициозных планов, учитывая неповоротливость нашего правительства. Здесь, конечно, есть вопросы, но это не ко мне.
Кое-кто из коллег, конечно, остался за бортом. Откровенно говоря, у нас среди экономистов очень много людей, кто не достоин носить это звание. Кто не может элементарно сделать бизнес-план, не списывая его из Интернета. Тем не менее с их стороны больше всего критики и идет. Они ощущают, что они становятся в этой ситуации лишними.
Но в любом случае конструктивную критику мы примем. Наша задача – сделать реальный проект, который предполагает существенную смену экономического курса и переход на какую-то более или менее устойчивую модель роста.
Беседовал Владимир Пашинюк, «Номер один».
– В чем отличие самого плохого архитектора от самой хорошей пчелы? В том, что архитектор, прежде чем строить, сначала построит все это в голове. Эта программа и есть такой дом, построенный пока в нашем сознании. В виде идеи. Но, как мы знаем, идея, которая овладевает сознанием масс, становится материальной, – так описывает программу «Бурятия – пути развития» известный в республике экономист.
– Скажите, как так случилось, что программу развития Бурятии разрабатывает не сторонняя научная организация и не республиканские министерства, а группа местных экспертов?
– Нам предложили доработать документы, представленные правительством Бурятии. Но мы, в свою очередь, предложили на их базе разработать новый документ. И с нами согласились. Правда, времени было в обрез – буквально 10–15 дней.
Мы вынуждены были опираться на документы и проекты, которые были предоставлены правительством. В первом варианте все цифры были взяты из программ отдельных министерств. Сейчас мы эти цифры уточнили, и в итоговом документе разногласий и противоречий нет. Но кое-где пришлось все-таки поставить экспертные оценки, потому что в целом ряде случаев, мы считаем, экономика будет развиваться несколько иначе, чем это видится в рамках действующего инерционного сценария.
То, что было подготовлено министерством экономики… Там темпы роста экономики на ближайшие четыре года – полтора-два процента. По пессимистическому сценарию – даже отрицательные. И это без учета инфляции. С учетом инфляции, которая может достигать, по официальным оценкам, пять-шесть процентов (а реально она выше), ожидалось падение экономики примерно на десять и более процентов.
– То есть представленные программы описывали проблемное состояние экономики, но не предлагали путей решения существующих проблем?
– Они представили картину, какой будет экономика, если ничего не делать, если плыть по течению. Мы же пытались представить картину, если попытаться как-то переломить эту ситуацию, попытаться изменить существующие тренды за счет игры на повышение и сделать то, что называется в экономике «инвестиционный рост».
Инвестиционный рост – это стандартная стратегия, которая применяется везде. Есть десятки примеров: это Япония, Южная Корея и так далее. У нас тоже есть примеры – та же Калужская область и другие, которые за счет стимулирования направленного роста экономики при определенных предпосылках смогли достичь опережающего роста экономики, увеличения доходов, за счет которых они смогли решить социальные проблемы.
Например, в Иркутской области за счет только одной добывающей компании в прошлом году в консолидированный бюджет было получено свыше 11 миллиардов рублей. При этом мы знаем, что у нас в горнорудном комплексе нигде такой отдачи не видится. Хотя потенциал тоже огромный.
– Горнорудная промышленность, хоть и имеет большой потенциал, но в представленной программе она, ввиду экологических ограничений, не рассматривается как основной драйвер развития экономики…
– Мы считаем, что основным драйвером экономики республики должна быть промышленность с высоким уровнем добавленной стоимости. Это машиностроение и связанные с ней отрасли, это пищевая промышленность, которая доказала уже свою эффективность. У нас практически все проекты в пищевой промышленности, будь то производство мясных изделий, макаронных или кондитерских. Оно всегда пользуется спросом и хорошо развивается. Если этим проектам не создают какие-то искусственные проблемы или не происходят грубые ошибки в менеджменте.
Также производство строительных материалов. Я считаю, оно очень актуально. Потому что мы видим, что строительные материалы практически все завозные. Не только в Бурятии – по всей России. Тут надо учесть, что Бурятия занимает очень выгодное положение, располагает большим разнообразием сырья для производства строительных материалов.
– Но, пожалуй, гораздо большая роль в программе отведена туризму. Значит ли это, что в долгосрочной перспективе мы должны стать туристическим центром России?
– Конечно, речь идет и о туризме. Туризм – одна из наиболее перспективных отраслей. Это, безусловно, та отрасль, которая будет формировать специализацию Бурятии на долгосрочную перспективу. Но надо учитывать, что проекты в области туризма – как правило, очень сложные, долгие, отдача от них достигается в течение многих лет, а окупаемость – десятки лет.
Но когда они уже раскручены, они создают мощнейший мультипликативный эффект и являются драйвером для развития всей экономики.
В настоящее время мы сталкиваемся с тем, что ограничением роста туризма является сама экономика Бурятии, то есть ее неразвитость. Неразвитость инфраструктуры, транспорта, всех систем коммуникаций, неразвитость сферы услуг, того же общепита.
То количество прибытий и величина доходов, которые сегодня республика имеет от туризма, они, конечно, совершенно не отвечают потребностям Бурятии и не обеспечивают того вклада, который должен быть от туризма.
– Но ведь растущий турпоток увеличивает нагрузку на экологию Байкала. Как решить эту проблему?
– У нас есть такая проблема – статистика по отходам гостиниц и прочих мест отдыха, которые находятся на берегу, не входит в официальную статистику по отходам. И у нас официально считается, что уровень загрязнения Байкала в последние годы снижается. На самом деле реальная картина противоположна.
Что касается экологического блока мероприятий, сейчас мы должны на территории Бурятии, в первую очередь, заняться проблемой строительства очистных сооружений, созданием системы сбора и утилизации всех видов отходов. Эта задача стоит на первом плане, потому что нельзя строить, например, конгресс-отель без очистных сооружений.
– Возвращаясь к промышленности: сегодня флагманом экономики считается Улан-Удэнский авиазавод. Сохранится ли такой расклад в будущем?
– Безусловно, у нас надо развивать высокоточное машиностроение с высоким уровнем добавленной стоимости. Оно получило толчок в советский период, и потом, к сожалению, не удалось закрепиться на определенных рубежах. У нас был вертолетный завод, у нас был моторостроительный завод. Если бы моторостроительный завод сейчас существовал, мы бы не зависели от украинцев с их «Мотор Сич», и так далее.
Сейчас рассматривается проект на базе нашего авиационного завода. Речь идет о сборке нового легкого самолета. Ниша для него очень большая. Иностранные самолеты, которые сейчас летают… Их эксплуатация связана с очень большими затратами. Они дорогие, ремонт дорогой. И это существенно сдерживает развитие авиаперевозок и, как следствие, развитие туризма.
При этом надо целенаправленно работать над локализацией производства. Одна из проблем еще советской экономики – это большая география поставок комплектующих. Где-то искусственно выбирались поставщики, которые находились в разных концах страны. А сейчас это не просто независимые страны, но и иногда – геополитические противники России.
Поэтому сейчас локализация производства становится не просто экономически целесообразной – она становится стратегически важной.
– Представленный проект программы местами сильно отличается от программ, разрабатываемых ранее правительством Бурятии. Как к проекту отнеслись в правительстве и, в частности, как отреагировал сам Алексей Цыденов?
– В целом я могу сказать, что понимание со стороны Алексея Цыденова есть полное. И мне лично было очень приятно увидеть глубокий профессиональный интерес.
Критики со стороны Алексея Цыденова как таковой мы не услышали. Просто было пожелание очень плотно отработать с министерствами и ведомствами в плане уточнения тех цифр и показателей, которые мы просто физически не успели получить. В целом я лично увидел трезвое мнение человека, который получил инструмент для своей работы.
На самом деле любой менеджер, помимо навыков, должен иметь определенный план работы. Мы видели деятельность Алексея Цыденова в течение полугода. Конечно, ему приходилось идти, буквально хватаясь за все, решать проблемы по мере их возникновения. На самом деле такой вынужденный экстенсивный стиль работы выматывает, когда все на ручном управлении. Долго так не проработаешь.
Надо выстраивать единую систему, а для этого необходим план. И тут Алексей Самбуевич поддержал идею создания такого мозгового штаба при правительстве, который будет заниматься разработкой подобного рода проектов и их сопровождением, что очень важно. Потому что мало – сделать проект. Надо сопровождать, надо вносить поправки, изменения, вести мониторинг, давать рекомендации.
– А что касается общественности и коллег-экономистов, идет ли обратная реакция?
– Реакция идет. Мы пока занимаемся разработкой программы, и особо времени следить нет. Но из того, что я знаю, конечно, видно, во-первых, очень позитивную реакцию общественности. Очень разные люди не то чтобы вдохновлены, но их радует, что сейчас разрабатывается такая программа, которая ориентирована на опережающий рост.
Есть, конечно, скептики, которые ставят под сомнение выполнение столь амбициозных планов, учитывая неповоротливость нашего правительства. Здесь, конечно, есть вопросы, но это не ко мне.
Кое-кто из коллег, конечно, остался за бортом. Откровенно говоря, у нас среди экономистов очень много людей, кто не достоин носить это звание. Кто не может элементарно сделать бизнес-план, не списывая его из Интернета. Тем не менее с их стороны больше всего критики и идет. Они ощущают, что они становятся в этой ситуации лишними.
Но в любом случае конструктивную критику мы примем. Наша задача – сделать реальный проект, который предполагает существенную смену экономического курса и переход на какую-то более или менее устойчивую модель роста.
Беседовал Владимир Пашинюк, «Номер один».
